Терпение - натуральное зло, хоть и маскируется под добродетель

Терпение - натуральное зло, хоть и маскируется под добродетель

Практика терпения это очень тяжелый труд по работе с собственным недовольством — как жизнью, так и унылой жизненной позицией. Труд замазывания. Приходится прятать и свою беспомощность, и свое нежелание. Искать оправданий.

 

Оправдания же терпению находятся в прошлом: ах, как все было тогда хорошо! — и в будущем: все обязательно когда‑нибудь наладится! Когда мы слышим разглагольствования о каких‑то золотых прежних временах или благоглупости про материальность мысли, перед нами, скорей всего, человек, который не отвечает за свое настоящее. Он не работает, он терпит.

***

Из таких людей, из под их притворного дружелюбия и веры сочится негатив. Их стиль уныл и безрадостен, их гамма блекла, звучит как тот простуженный рояль Саши Черного. Мне кажется, это как с Чехова началось — истерические прекраснодушные люди, которые ярко, что есть сил верят в то, во что они ни капельки не верят, но громко манифестируют эту веру, чтобы скрыть ужас безнадежности и отчаяния — так и вошло, и прижилось, и стало спасением для целых поколений людей, у которых были мозги, но не было смелости. Которые ездили в горы с гитарой и пели интеллигентные песни ни о чем, лишь бы не удавиться на струне.

 

Среди них было достаточное количество безгласных девочек, которые сделали терпение своим фетишем, которые молчали, выгородив для себя узкую полоску надежды на личное счастье и приучившись поливать ее неведомыми миру слезами, в тишине, которая наступала, когда пьяные друзья разбредутся после «солнышка лесного» по домам, а муж заснет тяжким сном неудачника.

 

***

 

Мне что в терпении не нравится — оно противоположно желанию. Оно, прям, чистый долг, хотя и непонятно, кому. Живет себе человек и терпит. Притворяется, что все хорошо, а если не хорошо, то так и надо. А другой человек, который живет вместе с ним, привык верить. И даже благодарен за такое подвижничество: ну надо же, никаких претензий, никаких амбиций, даже с достоинством.

 

А потом вдруг бах — звук лопнувшей струны. Двигатель работал‑работал без масла и, что называется, стукнул — заклинило. И все резервуары дерьма, которые человек годами копил в себе молча, надеясь, что справится, разом открылись, и дерьмо это выплескивается в чудовищном количестве, и образуется море, в котором никакой золотой рыбки нет, и напрасно ходит несчастный старик по голому берегу.

 

Саша Иванов

 

 

Источник: Клубер